Пожалуй, у кого-то может возникнуть ощущение, что это отрывок из какого-то психоделического ужастика. Однако, это не так. Все, о чем я сегодня расскажу, происходило со мной на самом деле.

Всякий раз, когда на очередных курсах повышения квалификации (а коль я буду психологом, то и курсы соответствующие – в виде тренингов, например) нас просят вспомнить какую-нибудь травмирующую ситуацию из жизни, в моей голове всплывают сотни, а то и тысячи образов. И все они связаны с одним и тем же периодом жизни – 4 года колледжа. 4 года тюрьмы открытого типа, как мы порой в шутку говорили и грустно улыбались.

Впрочем, не все плохо было. И не у всех. Да, пришибленное руководство и странные нравы, но мне в качестве бонуса еще и куратор больной на голову попался.

Я всегда была домашним ребенком. Домоседка, романтик, идеалист. По бокалу кредита доверия всем! За мой счет!

А теперь представьте ужас шестнадцатилетней девочки, по природе тихой и застенчивой настолько, что она заливается румянцем от одной только мысли о поцелуе, когда ее вызывают «на ковер» и выдают вещи, граничащие с бредом. Обвинения сыплются на мою голову не то что нелепые, чудовищные. Из них получается, будто ко мне очереди на сексуальные утехи выстраиваются. Представьте мой ужас, представьте ужас моей матери, которой через пару месяцев поступления в колледж такое говорят. Конечно, мне мама не поверила тогда. Было больно и глубоко обидно. А еще было непонимание: за что?! За что мне нужно пройти через такой ад, за что мне нужно совершенно напрасно вынести столько обиды и унижения, столько психологического насилия? Я не нашла ответ на этот вопрос и до сих пор. Педагогов отличало нездоровое стремление рыться в личной жизни учащихся, не вникая домысливать в соответствие со своей извращенной фантазией. Как пример могу привести такой случай. Была проверка. А до нее одному парню соседи накидали всего на незаправленную кровать. Кроме всего прочего там были мокрые чайные пакетики, от которых на простыне остались коричневые пятна. И поскольку я была когда-то замечена в обществе этого парня, догадайтесь, что сказала мой куратор? Что это кровь на простыне. А теперь догадайтесь чья и от чего. Я готова была сквозь землю провалиться, я знала, что обо мне говорила она. Для учителей я была чем-то вроде легенды. Ужасной, порочной, распущенной легенды.

В случае с простыней я уже сама позвонила матери. Сама рассказала об очередном заскоке куратора. На удивление, мне наконец-то поверили. А в целом, мать только к третьему курсу поняла, с кем имеет дело, перестала приезжать по первому звонку и лишь формально выслушивала очередную жалобу от сумасшедшей кураторши. Я пишу и у меня трясутся руки, тело опять сковывает что-то ужасное. Мне кажется, я никогда не освобожусь от этого. Я рассказываю. Много-много и долго-долго. Но что-то холодным скользким ужасом все равно гнездится где-то внутри.

Я не зря говорила про тюрьму открытого типа. Нам можно было ходить в магазин после занятий. Гулять? Не особо. Выходя из общежития, мы должны были записываться в журнал. А потом наша куратор его смотрела и вызывала к себе. Если кто-то вышел после семи вечера и гулял до одиннадцати, то мог получить выговор. Да и в десять вернуться тоже было поздновато. А почему? Потому что в общежитии есть РАСПОРЯДОК…. Согласно ему с семи до девяти часов вечера  у нас время самоподготовки, поэтому право находиться вне общежития мы не имели. Отбой в 11 вечера. Посторонних в комнате быть не должно после десяти. А еще лучше, чтобы вообще посторонних в комнате не было. Под посторонними подразумевались те, кто не жил в твоей комнате. На постелях сидеть нельзя, на тумбочках не должно быть косметики, нельзя ничего вешать на стены – ни зеркал, ни полок, ни ковров, про плакаты, думаю, и так понятно. Посторонним вход в общежитие вообще запрещен. Электроприборы – табу (но это везде запрещено), однако в эту категорию кроме всего прочего входили ноутбуки. Да, пользоваться компьютерами было нельзя. Для того, чтобы привезти ноут или домашний компьютер, надо было написать заявление, получить разрешение. Получал разрешение как правило один из 20 человек. Я не особо любила общаться с одногруппницами. Они считали меня странной. Водку не пила, сидела одна с книжкой или бумажками – стихи сочиняла, типично девчачьи интересы не разделяла. Но все же у меня появилась подруга. Мы сильно сдружились, поддерживали друг друга. И жили в одной комнате. Когда куратор стала замечать это, то вознамерилась нас расселить. Не расселила только чудом и благодаря стараниям моей матери, которая к тому времени наконец начала отстаивать мои интересы, разобравшись, что к чему.

У нас были жесткие требования в плане одежды. Украшения запрещались. Мне пришлось снять золотое кольцо и цепочку, потому что куратор моей матери заявила прямо, что это учителям режет глаза. Хотя эти украшения не были броскими или вульгарными. Помада и лак для ногтей не должны быть ярче лепестков цветущей вишни, черные колготки под запретом, как и юбка выше колена, как и яркие цвета одежды, как джинсы и кроссовки, как распущенные волосы, как короткие рукава.

Со мной запрещали общаться. Ибо из-за меня «мальчиков отчисляют». Ахаха, вот так роковая девушка. Было бы смешно, если бы не было так грустно и отчаянно обидно. Хуже всего – бессилие, осознание того, что ты ничего не можешь сделать. Да, можно ведь уйти, но там были свои проблемы, не так уж и возможно было уйти.

К посещаемости относились очень трепетно. Хотя на занятиях можно было ничего не делать. Часто преподаватели сами не приходили на занятия. Или не вели их, а занимались своими делами. Но с давлением 30 на 60 мне не поверили, что мне плохо. До сих пор помню, как в полуобморочном состоянии я шла на другой конец города в поликлинику. Нет, просто уйти с занятий было нельзя. Мне в тот день стало плохо. Я пошла к нашей медсестре, она дала справку на день, я легла в постель и забылась. Тогда ко мне пришла куратор. С заведующей вскрыли мою комнату, подняли меня и отправили в поликлинику – справку колледжской медсестры у меня на глазах разорвали и бросили в мусорку.

В первый год учебы в университете я очень удивлялась. На нас не кричали, в нашу личную жизнь не лезли. Оказалось, что, прогуливаясь по городу с парнем, встретить преподавателя – вовсе не страшно. Нас не унижали, не оскорбляли, к нам уважительно относились. Меня любят, называют солнышком и зовут на чай в деканат. Однако, по старой памяти, я всегда вздрагиваю, стоя перед дверью деканата.  Мне вспоминается, сколько раз меня вызывали, чтобы ошарашить чем-то новым, чего даже я не знала о себе, а они знали. Например, о моей мифической сексуальной жизни. Пересиливаю себя и только потом вхожу, убеждая себя, что все позади. Не знаю, оставит ли меня когда-нибудь этот страх.